В июне 1944 года по дорогам Дрогичинщины начали перемещаться колонны немецкой техники и большое количество солдат. Становилось понятно, что уже близок час освобождения. Многие люди, которым в то время было от 8 до 15 лет, вспоминают, как не верилось, что ад оккупации, постоянный страх за себя и близких, уйдут в прошлое.
Войска вермахта, полевой армии, на первый взгляд, отличались от карателей охранных дивизий, эсэсовцев и полицаев внешним безразличием и «армейской снисходительностью» по отношению к местному населению. Так, немецкий офицер мог вернуть мужику отнятую венграми (мадьярами) корову или дать лошадь для обработки огорода. Порой оставшуюся в котле пищу солдаты раздавали детям или жителям расположенных вблизи полевой кухни хат. Они могли угостить кружкой какао или дать продукты женщинам, которые под принуждением чистили картофель и другие овощи. Как правило, не отказывали местному населению в помощи и немецкие медики, ветеринары: они лечили людей и животных. Однако было у солдат вермахта и другое лицо… Истинное лицо нацизма.
«Дороги определяют успех»
Эту фразу историки приписывают командующему 2-й немецкой армией генерал-полковнику Вальтеру Вейссу. Отводить войска по Дрогичинщине ему приходилось в крайне тяжелых условиях: между Споровской и Днепробугской партизанскими зонами. Маршруты движения войск были строго определены штабом армии, который обеспечивал все войсковые группы подробными картами. На них в качестве главных направлений были выделены единственное на то время шоссе Кобрин-Пинск и железная дорога, имевшая от станции Липники до станции Дрогичин два пути.
В начале июля 1944 года движение поездов стало особенно интенсивным. Поэтому партизанские группы подрывников стремились использовать все шансы для минирования железнодорожного полотна. Диверсии народных мстителей задерживали продвижение эшелонов, но немцы быстро заменяли поврежденные рельсы и шпалы. Гораздо более опасными для вражеских поездов были мины нажимного действия, приводившие к крушению составов. Об успехах партизан-подрывников свидетельствовали обгорелые фермы вагонов, которые валялись возле Липник и Толково, разбросанные по полям колесные пары.
Для обезвреживания нажимных мин немецким командованием был изобретен изуверский способ. Каждый раз перед движением поезда на станции загружали тяжелыми дубовыми бревнами тележку, которую должны были толкать местные жители. В 150 метрах за ними шли несколько немецких солдат с автоматами наперевес и полицаи с карабинами. Когда тележка, двигаясь в направлении Липник, докатывалась до вахты на втором мосту, они весело кричали: «Всем вам будет капут». При этом толстый немец-пулеметчик играл на губной гармошке русскую мелодию. Действительно, что стоила в их глазах жизнь этих варваров по сравнению с высокими целями «Великой Германии»? К счастью, тележка ни разу не взлетела на воздух.
Движение по шоссе не прекращалось ни днем, ни ночью. По ночам с грохотом и гулом двигались в направлении Дрогичина танки и автомобили, днем шли обозы, отдельные соединения 3-й кавалерийской дивизии, мотоциклы. С наступлением июля практически не было дня, чтобы на шоссе не разорвалась партизанская мина. Изначально немецкое командование отдавало приказы о разминировании своим саперам. Однако вскоре к этому делу было привлечено местное население. Шоссе Пинск-Кобрин поделили на отрезки. Так, огдемерские сельчане должны были ехать на возах до Иваново, а заплесские вели запряженных в телеги лошадей к Липникам и Огдемеру. При этом колесо телеги должно было двигаться по крайним камням дороги. Дело в том, что шоссе в этом месте было вымощено поляками из шестигранников, и лишь по краю лежали камни. Под них партизаны обычно и закладывали мины. За попытку ехать не по камням или же с легкой подводой сельчан избивали, угрожали расстрелом. Особенно рассвирепели фашисты после того, как возле Заплесья подорвались мотоцикл и подводы из армейского обоза. Своих партизанские мины щадили.
Для обеспечения безопасного движения на отрезке шоссе от Липник до Дрогичина оккупанты выстраивали липникскую молодежь в шеренгу и заставляли идти за щитом из бревен, который тянули по брусчатке лошади. В сотне метров за «смертниками» двигались венгры и несколько немцев. За несколько дней до освобождения Дрогичина произошел удивительный случай. Кони со щитом и молодые люди, не пострадав, преодолели весь участок дороги до райцентра. А вот лихой мадьяр, попытавшись обогнать конвой подводой, съехал на обочину и наскочил на мину. Страшный взрыв разнес в клочья телегу, убил венгра и лошадь, ранил солдат конвоя.
От западной окраины Дрогичина до станции по каменному шоссе на веревках тянули железные катки жители Семоновщины. На этом участке на мине взорвался венгерский воз, груженный бревнами.
В июле 1944 года почти ежедневно от Вульки Антопольской до станции Дрогичин две пары лошадей тянули по дороге железный треугольник и катки на тросах. Прогон сопровождали вульковские сельчане. От Антополя до Вульки шли возы местных жителей. Людей заставляли ехать в несколько колей, «продавливая» всю дорогу. И тем не менее на окраине Антополя взорвались немецкие солдаты и местный солтус (староста).
Готовя пути для переброски войск, немцы строили надежную дорогу из Дрогичина на Хомск по старинному Хомскому шляху, который уже не отвечал требованиям времени. К работам по возведению насыпи привлекали жителей местных деревень. Новая дорога предназначалась для движения тяжелой техники, поэтому поверх насыпи был уложен бревенчатый настил, который засыпался песком. Поставить мину на песочном тракте было гораздо проще, чем на шоссе, при этом взрыв разрушал большой участок дороги, движение по которому становилось невозможным. «Латать» хомскую дорогу полицаи сгоняли жителей деревень Новики, Салово, Сутки и Гошево. Так как обнаружить мину в песке было сложно, сельчане были вынуждены бороновать дорогу. Несколько раз в день два-три крестьянина вели по ней на длинных лейцах лошадей, которые тянули тяжелые, кованые бороны. Случалось, борона цепляла и вытаскивала мину, иногда гремели взрывы, раня людей и лошадей. В результате такого «разминирования» житель деревни Салово Леонтий Маскалюк получил тяжелые осколочные ранения и едва не лишился обеих ног.
Лошади с боронами использовались и на других дорогах Дрогичинщины. А, например, в Семоновщине венгры приказали мужикам бороновать даже сельские улицы.
Установленные партизанами мины препятствовали продвижению немецко-венгерских соединений через Именин и Зелово. На данном направлении отвод войск вермахта осуществлялся в несколько этапов. И каждый раз перед отступлением очередного подразделения немецкие солдаты снимали несколько мин. И здесь было решено прибегнуть к боронованию дороги. В деревне Занивье согнали всех, кого смогли найти – в основном пожилых женщин и нескольких мужчин – и приказали им тянуть бороны по дороге в сторону Именина.
Галина Ананьевна Янущик вспоминает, что у ее отца болела нога. Немец вытолкал хромого мужчину из «упряжки», приказав идти к деревне. По дороге Ананий Игнатьевич увидел обоз с немецкими солдатами и решил бежать в поле, чтобы укрыться от опасности. Но был убит пулеметной очередью.
Боронование не помогло избежать оккупантам гибели. Партизаны находили возможность для минирования, и во время отхода одной из последних колонн раздался взрыв. Погибло несколько солдат и, как утверждают очевидцы, кто-то из командиров. По воспоминаниям Ольги Тимофеевны Снитчук, разъяренные гитлеровцы бросились прочесывать местность, где к тому времени укрывались жители деревень Первомайск, Толково, Именин, Занивье. Немцы хватали мужчин и гнали на хутор, расположенный рядом с Занивьем. Как рассказала Мария Феодосьевна Кот, несколько женщин с детьми отправились к хутору в надежде вымолить у гитлеровцев пощаду для мужей и братьев. Однако их загнали в сарай, где находились их близкие. Вскоре укрывшиеся в болотах сельчане увидели страшное зарево: всех захваченных под Занивьем людей фашисты сожгли заживо. Произошло это 16 июля 1944 года, менее чем за сутки до освобождения района. Уже утром 18 июля по деревне и ее окрестностям шли передовые части Красной Армии.
За могилой на кладбище деревни Занивье, в которую сельчане захоронили останки сожженных людей, на протяжении 71 года бережно ухаживают родственники погибших и земляки. На памятном камне сохраняется надпись: «Братская могила невинных жертв войны, принявших смерть через сожжение 16 июля 1944 года». Далее перечислены фамилии 15 человек. Но, по мнению жителей Занивья, жертв было больше. Вот и на памятнике после фамилий читаем слова «и других неизвестных».
В последние дни оккупации были убиты 12 жителей хуторов в околице деревни Жабер. В Чернеевичах 15 июля немецкая разведгруппа вышла на партизан, которые переправлялись через Ясельду. В перестрелке был убит немецкий офицер. Свою месть гитлеровцы обрушили на мирных жителей. Вступив в Чернеевичи, солдаты расстреливали из автоматов всех, кто попадался им на улице, в огородах, во дворах. Дома и сараи они подожгли. Выгорела почти вся деревня.
16 июля 1944 года немецкие подразделения стали отходить по старому шляху через деревню Алексеевичи на Субботы. Ночью через Тыневичи и Алексеевичи шли танки. Как вспоминают местные пенсионеры, «тряслась и гудела земля, а в хатах дребезжали окна». К утру на Субботы двинулся обоз с пехотой. Кони тянули крытые брезентом подводы. В некоторых возах лежали прикрытые камуфляжем и ветками раненые и убитые солдаты.
Недалеко от Суббот посланные вперед разведчики подорвались на мине. Обоз остановился. Немцы нервно ходили вдоль подвод. Неподалеку кипела работа: артиллеристы устанавливали и окапывали орудия, минометы.
Один из офицеров обратил внимание на стадо коров, которое пасла 12-летняя девчушка Надя. Гитлеровцы скомандовали ей гнать животных к дороге. Сюда же они привели и трех местных мужчин, которых заприметили в поле. Коровы и люди пошли впереди обоза по заминированной дороге. «Было очень страшно, в любой момент наши жизни могли оборваться», – вспоминает Надежда Ивановна Гордейчик. Немецкие солдаты двигались на безопасном расстоянии позади стада. Они смеялись и указывали руками на своих жертв. Их лица Надежда Ивановна запомнила на всю свою жизнь. Тем воякам было по 18-19 лет, но в их сердцах не шевельнулось чувство жалости к несчастному ребенку, отправленному, возможно, на смерть.
Стадо и пастушка уже преодолели большую часть пути, когда, один за другим, позади раздались два мощных взрыва. Испуганные коровы разбежались в лес, вслед за ними бросилась и Надежда. Позже в деревне рассказывали, что в одной из взорвавшихся подвод ехали солдаты. Кто-то погиб, кто-то был ранен. Разъяренные гитлеровцы ворвались в деревню Тыневичи и факелами подожгли соломенные крыши домов и хозпостроек. Сгорела почти вся деревня. Один дом пострадал и в Сычах. К счастью, жители еще с вечера ушли на болота в сторону Мосток. Издалека они наблюдали за огненным заревом над родной деревней.
А к полудню над лесом и болотом с гулом стали проноситься снаряды. Из Вульки Симоновичской в направлении Мосток била советская артиллерия. Когда стихла канонада, сельчане совсем близко увидели солдат в зеленой форме. Кто-то радостно крикнул: «Это наши! Смотрите, красные звезды на пилотках!» Это было 17 июля 1944 года.
Жуткие преступления против мирных жителей в последние дни оккупации совершали не карательные подразделения охранных батальонов СС, а войска вермахта, полевой армии, которых после войны в Западной Европе пытаются обелить и представить невинными солдатами, жертвами войны. Однако все факты свидетельствуют о том, что солдат армии нацистского государства был нацистом, для которого жизни людей, по их мнению, низшей расы не имели ценности. Солдаты вермахта твердо запомнили … заповедь: «За каждого убитого солдата должно быть уничтожено 100 жителей», независимо от их виновности.
«Живой щит»
Одним из самых циничных способов сохранения жизни солдатам вермахта в годы Великой Отечественной войны было применение «живого щита» из гражданского населения. Дрогичинщина не стала исключением в скорбном списке мест, где фашисты прикрывались от пуль и снарядов женщинами, детьми и стариками. Как вспоминает житель деревни Мостки Иван Иосифович Малайчук, 16 июля 1944 года одно из подразделений венгров и немцев пыталось отступить на Лесковичи-Борки через Деревную и Мостки. Пройдя Деревную, обоз растянулся по дороге между деревнями и по длинной улице Мосток. Через полчаса передовые обоза натолкнулись в конце деревни на красноармейскую разведку. Завязалась перестрелка. В это же время несколько рот советской пехоты развернулось в цепь с севера от Мосток, со стороны Лесковичей. Таким образом, вся длинная улица в Мостках и дорога на Деревную попадали под фронтальный огонь советских стрелков и минометчиков. Пытаясь спасти ситуацию, фашисты установили под жерди вдоль улицы пулеметы, но отсечь советскую пехоту им не удавалось. В первые же минуты обстрела погибли венгерский верховой и лошадь. Затем мины разбили несколько возов, ранения получили немцы и венгры. Оккупанты поняли, что им не избежать больших потерь. Они стали врываться в дома и выгонять на улицу жителей, всех, без разбора: женщин с грудничками, детишек, стариков. Укрываясь «живым щитом», гитлеровцы начали отступать.
Очевидно, кто-то из советских командиров заметил происходящее в бинокль. Минометным расчетам была отдана команда о прекращении огня. Однако одна из мин все же разорвалась среди сельчан. Осколками был ранен Василий Мефодьевич Саливончик, погибли двое детей из семьи Малайчук. Младшему ребенку не исполнилось и двух лет…
Бросив часть обоза, немецко-венгерское соединение отступило в Деревную, где попало под огонь советской артиллерии.
Вечером по Мосткам шли уставшие красноармейцы. В один из дворов они занесли тела трех своих погибших товарищей. Солдаты выражали сочувствие людям, потерявшим родных, сожалели о том, что не смогли моментально прекратить огонь. Сельчане понимали, что нет в гибели их земляков вины воинов-освободителей. Погибших красноармейцев они с почестями похоронили в конце деревни, поставили кресты и посадили клены. За могилой бережно ухаживали всей деревней. Позже останки солдат перенесли в братское захоронение на кладбище возле Деревной.
В середине июля 1944 года гитлеровцы использовали «живой щит» и спасаясь от советской авиации на каролинской дороге. Оккупанты пытались вывезти на телегах часть награбленного добра и перегнать в тыл стадо коров. В южной части Ивановского района и в некоторых деревнях Дрогичинского они захватили около 50 человек, которых заставили идти рядом с возами.
В Каролине гитлеровцы пополнили «живой щит» людьми, которые содержались в расположенном рядом с деревней «арбайтлагере». С 1943 года здесь содержались женщины, угнанные на принудительные работы из России. Сгоняли сюда и жителей Дрогичинского, Кобринского районов, задержанных во время облав. Последних содержали в сарае и использовали на строительстве дороги вдоль Днепровско-Бугского канала. В Каролинском лагере действовали порядки, установленные для концлагерей: попытка побега каралась расстрелом, если же кому-то удавалось бежать, то за него расстреливали несколько человек. Так, после бегства двух мужчин в начале июля 1944 года немцы вывели из строя Степана Васильевича Герасимука, Романа Давидовича Демчика и Парфена Александровича Козюру. Их отправили на огороды копать себе могилы, а затем расстреляли. Младшему из них – Роману Демчику – было всего 18 лет. После освобождения местные мужики откопали тела убитых. Перезахоранивали останки безвинных жертв нацизма двумя деревнями, на перекрестке дорог, ведущих в Суличево, Карловичи, Каролин. Почтить память убитых собрались все, от мала до велика. Могила эта и сейчас находится у развилки. На ней установлен памятник с мемориальной доской, она всегда ухожена…
Пополнив «живой щит» людьми из лагеря, гитлеровцы отдали команду никому не давать воды. Под палящим июльским солнцем в клубах пыли людей погнали на запад. К вечеру с востока и севера все сильнее становились слышны раскаты боя. Оккупанты подгоняли людей. Когда же фронт приблизился, бросив обоз, на нескольких телегах и верхом на лошадях они бросились в бегство. Измученные люди из «живого щита» сидели на пыльных обочинах осиповичской дороги. Многие из них плакали, увидев красноармейцев.
Пламя над селами
Деревни Дрогичинщины впервые запылали во время карательных операций против партизан в 1942-1943 годах. С точки зрения нацистов, это были оправданные акции устрашения. Однако уже при отступлении войска полевой немецкой армии сожгли Огдемер, Дроботы, Тыневичи, Вульку Попинскую, Каролин, Зелово, Чернеевичи. Изредка деревни поджигались для задержки советских войск. Однако эффективность таких мер была нулевая, так как советские войска продвигались стремительно.
Скорее всего, сжигались деревни, уничтожалось имущество и продовольственные запасы с целью причинения страданий населению, мол, скоро вас освободят, но радоваться вы не сможете.
17 июля 1944 года после минирования дорог и улиц в Осовцах фашисты отошли к Вульке Попинской. Правда, оторваться от преследования 12-й гвардейской Иркутско-Пинской стрелковой дивизии им не удалось. На возвышенностях за попинской дорогой немцы залегли и выставили минометы. Заслон из десятка гитлеровцев получил приказ сжечь Вульку. В деревне, кроме нескольких немощных стариков, никого не было, люди ушли в лес. По воспоминаниям Василия Александровича Репихи, жившего тогда на хуторе Залавье, было видно, как немцы с факелами в руках подходили к домам и поджигали соломенные крыши.
Один из пожилых сельчан попытался упросить нелюдей не палить деревню, ведь без крова останутся не только взрослые, но и детишки. На что ему на ломаном польском языке фашист ответил: «Пусть страдают и ваши дети». На Вульке Попинской сгорело 116 дворов. Люди вернулись из леса на пепелища, они остались без крыши над головой, без одежды, еды. Таким для многих жителей нашего района был последний день оккупации и первый день долгожданной свободы…
Дрогичинская земля свято хранит память о тех, кто ее защищал и освобождал от фашистского рабства, о тех, чьи жизни оборвала война. Поколение, которое помнит страшные военные годы, постепенно уходит. Но все, кто живет на этой земле, должны знать и помнить, какое оно – подлинное лицо нацизма.
Сергей ВОЛОСЮК,
учитель истории СШ №1 г.Дрогичина
