Ими стали многие из наших земляков, которые в годы Великой Отечественной войны были отправлены в фашистские концентрационные лагеря или вывезены на принудительные работы в Германию. Многие из них уже ушли из жизни, но в нашем архиве остались их воспоминания о перенесенных страданиях, многие из узников впоследствии рассказывали о пережитом своим детям, и эти горькие повествования становились частью семейной истории, обличающей фашизм.
Местом человеческой боли и страданий на белорусской земле стал концентрационный лагерь Озаричи, который был создан немецко-фашистскими оккупантами на территории нынешнего Калинковичского района Гомельской области в начале марта 1944-го года. Туда, в огражденную болотистую местность, каратели согнали и свезли свыше 50 тыс. мирных жителей, среди которых было много тифозных больных. Таким образом фашисты превратили полесские болота в полигон для бактериологического оружия. Каратели рассчитывали, что в лагере начнется эпидемия, которая в дальнейшем распространится на бойцов Красной Армии и это поможет сдержать ее наступление.
«Ночью мы прятались за телами умерших – так было теплее, они хоть немного заслоняли нас от ветра и мороза», –рассказывал житель Дрогичина Владимир Дмитриевич Башак, который прошел лагерь смерти Озаричи.
Он родился в 1934 году, и до войны с матерью и младшим братом жил в деревне Авангард Калинковичского района. Отца в семье не было: он погиб еще во время финской войны.
– Многие в нашей деревне были связаны с партизанами, помогали им. Карательная облава началась в начале марта 1944 года. Мне тогда уже было 10 лет, и я хорошо помню, как фашисты выгоняли людей на улицы, а дома жгли. Потом нас построили и собирались куда-то везти. Детей грузили в машины, но мы с братом заупрямились и остались с мамой. А та машина, что была заполнена многими из наших ровесников-односельчан, отъехав совсем немного, взорвалась на мине… Мы же дошли до лагеря Озаричи, до которого от нашей деревни было около 20 километров. Нас затолкали за колючую проволоку. Было очень холодно, но, если кто-нибудь хотел разжечь огонь, чтобы согреться, гитлеровцы, что находились на пулеметных вышках, открывали огонь на поражение.
Вначале мы ели те небольшие припасы, что мама успела прихватить из дому. Потом еда окончилась, и мы питались лишь тем, что пили болотную воду, которая была у нас под ногами. Кругом лежало очень много умерших, но мы их не боялись. Наоборот, ночью мы прятались за этими телами – так было теплее, они хоть немного заслоняли нас от ветра и мороза.
Вскоре и я начал терять силы. Мне перестала сниться еда, исчезло чувство голода и начало казаться, что все мы – уже на том свете, – рассказывал во время одной из наших встреч малолетний узник концентрационного лагеря Озаричи Владимир Дмитриевич Башак.
Освобождение наступило в ночь с 18 на 19 марта 1944 года. Когда в лагерь пришли наши солдаты, идти самостоятельно мальчишка уже не мог. Владимир Дмитриевич вспоминал, что оттуда его на плечах выносил боец в гимнастерке:
– Нашу маму уже свалил тиф, и ее прямо из лагеря забрали в госпиталь. Но сил плакать, прощаясь с ней, у меня не было. А еще помню, как из лагеря всех нас выносили и выводили цепочкой, след в след, так как все подходы к нему были заминированы. Потом детей, оставшихся без родителей, собрали в бывшей панской усадьбе, где оборудовали приют. Там я нашел и своего младшего брата Колю. Но мне еще долго не верилось, что мы остались живы. И только потом, когда нас откормили, отогрели и когда повели в парк и мы увидели салют, я впервые за многие месяцы испытал чувство радости и понял, что жизнь вернулась. Это было как бы мое второе рождение. А позже из госпиталя возвратилась мама и забрала нас домой. Хаты не было – сожгли фашисты. Но дедушка выделил нам небольшую пристройку, в которой мы и начали обживаться.
После войны Владимир Дмитриевич окончил индустриально-педагогический техникум и был направлен работать в Дрогичинское ПТУ. Здесь, в нашем райцентре, он встретил свою вторую половинку – Таису Антоновну, которая тоже в годы войны потеряла отца и натерпелась немало лиха. Они вырастили двоих дочерей, дождались и по мере сил и возможностей помогали поднимать на ноги внуков. И пока были живы, им тяжело давались воспоминания о событиях военных лет. Многим, кто пережил их, хотелось, чтобы они были всего лишь страшным сном. Но это было правдой…
«Зачем ты меня, мамочка, родила, на какое горюшко…» –написала своим родным в деревню Виры девушка Таня, вывезенная на принудительные работы в Германию.
Эту горестную историю жизни своей односельчанки и подруги юности рассказала бывшая несовершеннолетняя узница Евдокия Феодосьевна Гриневич. Она тоже родилась и выросла в деревне Виры. Ее отец и мать были сиротами, помощи со стороны не было, и потому жили очень бедно. Лет с девяти Дуняша уже была помощницей и кормилицей в семье – пасла коров. А потом началась Великая Отечественная война, и в апреле 1943 года, сразу после православной Пасхи, 16-летнюю девушку вместе с другими молодыми односельчанами отправили на принудительные работы в Германию.
– А там построили всех невольников, и германцы ходили меж рядов и выбирали себе работников. Как скот на базаре, – рассказывала пожилая женщина. – Помню, как ко мне подошла немка и жестами начала спрашивать, умею ли доить корову? А я всякую крестьянскую работу могла делать, а вот коров не доила. Поэтому покачала головой, показав, что нет, не умею. А моя односельчанка Таня сказала, что может делать такую работу. И ушла с ней. А та немка такой гадюкой оказалась, так издевалась над прислугой, что и словами не передать. В хорошем доме к собаке лучше относились, чем она к людям.
А у меня неплохие хозяева попались. Помню, что на том распределительном пункте ко мне подошел пожилой мужчина и, ничего не расспрашивая, сказал идти за ним. Привел в большой трехэтажный дом, расположенный в местечке Оберсаульгем, где меня накормили, дали отдохнуть. Правда, первоначально хозяйка несколько раз проверяла на честность и порядочность: якобы невзначай оставляла и роняла немецкие марки в самых доступных местах и смотрела, что будет дальше. Но я, находя и поднимая их при уборке комнат, всякий раз отдавала деньги хозяйке. И ко мне хорошо относились. Правда, работы в доме и в поле было предостаточно. К примеру, только на кухне, соблюдая немецкую чистоту и аккуратность, пол приходилось мыть трижды в день. Но еды мне не жалели, и от голода я не умирала, – рассказывала Е.Ф. Гриневич, которая в послевоенные годы вышла замуж и вместе с семьей жила в деревне Горицы.
А вот ее односельчанка Таня вытерпела немало издевательств немецких хозяев и домой из принудительного рабства она не вернулась – погибла на чужбине. Потом, когда узников уже освободили и Евдокия Феодосьевна добралась в родные места, в деревне вспоминали, что в одном из писем, переданном своим родным в Виры, Таня писала: «Зачем ты меня, мамочка, родила, на какое горюшко, лучше б камешек родила, да бросила в морюшко», – со слезами вспоминала Евдокия Феодосьевна грустную историю своей юности.
«Вода стала уходить и появились тысячи трупов» – о судьбе своей мамы – бывшей узницы Нины Васильевны Гарапучик, которая, к сожалению, уже ушла из жизни, рассказывает жительница агрогородка Липники Валентина Степановна Бородецкая.
– Моя мама Нина Васильевна – в девичестве Вакульчик, родилась в деревне Пигасы 19 января 1926 года. У нее было 3 брата и старшая сестра Ольга. В 1942 году молодых парней и девушек начали угонять на принудительные работы в Германию. Должны были забрать и 18-летнюю Ольгу. Но она была очень худой и хилой – от ветра падала. А 16-летняя Нина выглядела коренастой и крепкой. И бабушка рассудила, что если поедет младшая, то она и дорогу перенесет, и работу на чужбине выдюжит, а вот старшая Ольга, которая и так еле ходит, живой уже не вернется. И в Германию отправили 16-летнюю Нину. Хотя материнское сердце обливалось кровью, и для бабушки это, конечно, был страшный и трудный выбор, – считает Валентина Степановна.
Людей везли в вагонах, предназначенных для перевозки скота. Нину доставили в город Нихайм почти на границе с Францией. Перед глазами девушки предстало страшное зрелище, которое она не смогла забыть до конца своих дней, и, как картину ужасов, впоследствии рассказывала своей дочери Валентине и ее детям.
– В том городе был пороховой завод, где работали узники из многих оккупированных фашистами стран. И когда американцы открывали «второй» фронт, они начали усиленно бомбить этот объект. Но над самим заводом, как рассказывала мама, немцы растянули какие-то сети, и он уцелел. А вот плотины на реке и другие коммуникации были разрушены бомбежкой, и в окрестности началось сильное наводнение. Пороховой завод и подневольные работники, которые там находились, очень быстро ушли под воду. Тысячи людей утонули. А на смену им везли новых «остербайтеров». В этой партии была и 16-летняя Нина. Когда их доставили на место работы, большая вода с завода уже понемногу начала отступать, и перед глазами девушки появились горы трупов. Когда мама вспоминала об этом, в ее глазах всегда отражался ужас. Потом она вместе со вновь прибывшими узниками разбирали эти завалы, выносили и хоронили утопленников. Но, как говорила мама, пережив и увидев такое, простые немцы стали лучше относиться к «остербайтерам». Возможно, они начали понимать, что война не только кому-то, но и им самим угрожает смертью и разрушением. И если до этого, как рассказывали выжившие в той бомбежке узники, их за людей не считали, то после случившегося некоторые немцы втихаря, чтобы не видели конвоиры, приносили и передавали подневольным рабочим и продукты питания, и какую-то одежку…
А вот бомбежки со стороны американских союзников, как рассказывала мама, продолжались. Правда, там, видно, узнали и поняли, что от их действий погибло много невинных людей, а значительного ущерба немецким военным объектам они не причинили. И впоследствии перед каждой бомбежкой над территорией лагеря, где содержались узники, пролетал американский самолет. Он разбрасывал листовки с оповещением, в какой день будет совершен очередной налет, и далее на многих языках следовала рекомендация, что в это время мирным жителям надо надевать белые платки и уходить в горы. Туда вместе с местным населением уводили и «остербайтеров». Так Нина и уцелела, чтобы вернуться домой и продолжить свой род на своей земле, – рассказывает ее дочь, В.С. Бородецкая.
Валентина Степановна передает и мамины воспоминания о том, что после освобождения союзниками девушек начали агитировать остаться на освобожденной немецкой территории или ехать в Америку. Но и сама Нина, и все ее подруги рвались домой, понимая, что здесь их ожидает немало беды и разрухи…
Хотя одна из жительниц деревни Пигасы, Надежда Янусик, как говорит В.С. Бородецкая, все же осталась жить на чужбине. Валентина Степановна вспоминает и ее жизненную историю:
– По маминым рассказам, она работала у немецкого «бауэра», сдружилась с поляком и после освобождения американцами они уехали искать счастья в Австралию. Все у нее сложилось нормально, и я помню, что она периодически приезжала в Пигасы и поддерживала отношения с моей мамой. У нее были и деньги, и достаток, но только родиной чужбина ей так и не стала. И потому каждый раз, когда она покидала Пигасы, она увозила с собой в платочке и горсть родной земли – той самой, без которой, видимо, полного счастья нигде не бывает…
Галина ШАФРАН
