Со дня самой масштабной техногенной экологической катастрофы в истории человечества – аварии на Чернобыльской АЭС – прошло 34 года. Подверглись радиоактивному облучению миллионы жителей Беларуси, Украины, России, загрязнены огромные площади земли… Однако последствия могли быть еще более тяжелыми, если бы не мужество и профессионализм тысяч людей различных специальностей, пришедших на помощь. Одними из первых, кто по тревоге был отправлен в Чернобыльскую зону, стали милиционеры.
Павел Курилович: «Патрулируешь деревню и думаешь с жалостью: «Человек столько работал – и пришлось все оставить».
Павел Иванович Курилович всю жизнь проработал милиционером, в Дрогичинское отделение Департамента охраны МВД он устроился сразу после армии. Служил Павел Иванович в воздушно-десантных войсках. Мужчина обустроился в родной деревне Дуброва, создал семью. У супругов Курилович родились 3 дочурки, вторая девочка – за полгода до отъезда отца в зону отчуждения. В 26 лет Павел Иванович вместе с еще тремя дрогичинскими парнями – Федором Гриневичем, Николаем Бринкевичем и Леонидом Пресняком – был отправлен в составе 19-го сводного отряда для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
– В белорусской зоне отчуждения мы пробыли с 15 ноября по 15 декабря 1986 года. Проживали в деревне Тешков, в здании школы, которую переоборудовали под казарму: вместо парт в классных комнатах стояли кровати. В Наровлю нас возили на автобусах в столовую питаться. Электроэнергии нигде не было. Мы патрулировали 30-километровую зону, осуществляли охрану. В зону мы заезжали только по пропускам. Местных жителей отселили в другие – чистые – районы, а имущество все осталось. В колхозах оборудование, электродвигатели и техника стояли. Возле частных домов – и мотоциклы, и лодки, внутри осталась вся мебель, вещи. Мы следили, чтобы это не вывозилось из зоны. Люди всякие бывают: могут забрать вещь, потом продать ее на рынке – а другой человек купит, не подозревая о радиации. Часто с украинской стороны приезжали на конных повозках и тянули все что можно: мебель, одеяла, подушки. Были и те, кто остался в зоне, не уехал.
Остались и животные: колхозные лошади, которые одичали, передвигались табунами, домашние свиньи. Мы подкармливали собак и котов. Едешь из столовой – а там кормили очень хорошо, ешь сколько можешь – берешь им хлеб. Собаки и коты уже знают, что приедут и их покормят, ждут. В лесах, особенно у украинской границы, глушь, глаза волков только сверкают.
Жутко, конечно! Идешь по деревне: кругом бурьян, все заросшее, дома покинутые, у некоторых они добротные были, подворья хорошие, двор заасфальтирован. Я сам вырос в деревне, знаю, что такое труд, как все тяжело достается. Человек вкладывал силы, работал – и в одно мгновение пришлось все оставить. Людям было тяжело это сделать, и мне становилось их жалко. Идешь и думаешь: «Это человек столько работал – и все осталось!». Часть деревень бульдозером перекопали, разравняли с землей.
Мы носили респираторы, если его не надел – сразу ком в горле, першение сутки не проходит. Руками ничего не трогали. Бывало, в сельские библиотеки заходишь, полки полные книг стоят, и охота почитать взять. Все покрыто пылью, а пыль-то вся радиоактивная. Посмотрел и ушел. После каждой смены – баня, сапоги мы не чистили: стояли бочки с водой, в них окунали обувь. Когда уезжали домой, переоделись в специально подготовленную одежду, все остальные вещи – в утиль.
Я понимал, на что иду. Но должен же был кто-то ехать. Я и в десантных войсках служил, и подготовку на Афганистан проходил – все по тому же принципу: мог бы отказаться, но осознавал свой долг и выполнял его.
Иван Герцик: «Заходили в мастерские и ощущали, как щиплет кожу, фонит от большой радиации».
Ивану Ивановичу Герцику было 23 года, когда он стал ликвидатором последствий аварии на Чернобыльской АЭС. К тому времени Иван Иванович прошел службу в армии и год проработал в отдельной роте ППС милиции. В Чернобыльской зоне И.И. Герцик нес службу с 15 июня по 15 июля 1987 года. После милиционера ждала богатая служебная биография: на следующий год Иван Иванович поступил в Минскую специальную среднюю школу милиции им. М.В. Фрунзе, будучи курсантом ликвидировал последствия землетрясения в Армении. По распределению мужчина пришел на работу в Дрогичинский РОВД, где вновь встретился с товарищами по Чернобылю. В райотделе он занимал должности участкового инспектора, оперативного работника ОБЭП, оперативного дежурного и руководителя уголовно-исполнительной инспекции. Сейчас Иван Иванович является пенсионером, он работает сторожем в Дрогичинском отделении Департамента охраны МВД.
– В 1987 году нас, 40 молодых парней со всей области, погрузили в автобус и мы отправились в Чернобыльскую зону. В дорогу нам дали 100 рублей, в то время зарплата у постового сержанта милиции была 160 рублей. Ехали весело: знакомились, рассказывали анекдоты. Когда проезжали Калинковичи, уже что-то стало поджимать в груди, появилась тревога. В Хойниках нам выдали кирзачи, пилотки, полевую форму. По дороге в одной из деревень мы заметили магазин, заколоченный, как во время войны, – в автобусе разговоров уже не было. Расположились мы в Бабчине. В обед прибыли – в 5 часов вечера уже отправились на посты. И стали служить.
В мой отряд попали дрогичинцы Иван Хомич, Петр Вакульчик, знаменитый человек, которому все мы благодарны. Петр Антонович был душой отряда, подбадривал всех, рассказывал анекдоты, мог из трагедии сделать комедию. Он был простой и коммуникабельный. Мне было очень интересно с ним работать после, когда пришел в Дрогичинский РОВД.
Мы заступали в наряды на посты на 12 часов. Нашей задачей было не допускать, чтобы люди свободно передвигались по зоне, занимались мародерством. Были и такие случаи. Забирали все: и запчасти с машин снимали, и стенки разбирали. Все-таки тогда многие не понимали, что это радиация, она опасна, накапливается и распространяется. Было легко определить тех, кто приехал за своим имуществом: они сами обращались к милиционерам за помощью.
Люди в тех местах жили зажиточно, лучше, чем в нашей местности. Дома прекрасные, резные, окрашенные. Не секрет, что в дома заходили, смотрели и фотографии, и иконы. Где-то валялись деньги – мелкие купюры, копейки, и даже документы. Все было так брошено – год прошел, а кажется, будто хозяева оставили свои дома вчера.
Очень понравилась природа. В деревне Кожушки находится озеро – бассейн реки Припять. Сколько там было рыбы! В лесах дикие животные, много ягод, больших и сочных. Их запрещалось есть, но некоторые пренебрегали мерами безопасности.
Это было лето, жара, некоторые не носили защитные респираторы. Кто-то не споласкивал сапоги в чанах с водой, оставлял обувь в комнате и дышал радиоактивной пылью. Кто себя берег – тот, конечно, соблюдал все необходимые меры и слушался командира.
Жили мы в Бабчине в новой школе. Там все осталось как будто классы были готовы принять учеников на уроки: повсюду книги, стояли глобусы, на стенах – карты, дневники валялись. Поразила улица в деревне, застроенная одинаковыми домами из белого кирпича. В Бабчине осталась семья местных жителей. Пожилые супруги питались вместе с нами в столовой. Кормежка была прекраснейшая, был достаток всего, я так нигде не ел. В столовой работали местные.
В 3-х километрах от Бабчина находилась деревня Рудаков, людей оттуда не переселяли. Местные к нам относились очень хорошо, но рассказывали, что встречались им солдаты, которые сами занимались грабежами. На танцы ходили в Рудаков. Все молодые были, хотелось общения и веселья.
Никто о радиации не думал. Все вокруг было интересно. Заходили в мастерские, где много металла, и ощущали, как щиплет кожу, фонит от большой концентрации радиации. За время службы обошлось без происшествий, нашему отряду повезло с командирами. Отработали и вернулись домой. На память оставил пилотку. Многие из тех, кто был со мной в отряде, уже ушли из жизни, Иван Хомич, Петр Вакульчик в том числе.
Записала Оксана КУЦЕНКО
