Елена Ивановна Шишко бережно перебирает сохранившиеся от родителей фотографии и документы. Время придало бумаге коричневато-желтоватый оттенок, повредило ее на изгибах. Но протягивая мне тонюсенький молитвенник, пожелтевшие страницы которого местами покрывают темные ржавые пятна, Елена Ивановна уточняет: «Это выцветшие пятна крови…»
Мама
Как и везде по деревням, в Завершье люди собирались зимними вечерами или в праздники, чтобы пообщаться, окунуться в воспоминания. Вот и к бабушке Елены Ивановны по отцовской линии часто заглядывали подруги. Сельчанки вспоминали хуторскую жизнь и, конечно же, войну. Будучи еще ребенком, а потом и подростком, Елена Ивановна внимательно прислушивалась к их беседам. Особенно ей становилось интересно, когда мама вспоминала, как в войну ее угнали в Германию и каково было работать на чужбине.
Свою бабушку по материнской линии Елена Ивановна никогда не видела. Та умерла еще до того, как ее двадцатилетнюю дочку Ефимию увезли на принудительные работы на чужбину. Жила Ефимия с отцом и с семьей старшего брата Александра. Немцам не было никакого дела до того, что девушка – сирота. Единственное, что они видели в девчатах и парнях, которых хватали по деревням и «отгружали» в Германию, – их молодость и силу, а это означало, что молодые люди способны трудиться на благо рейха.
В тот летний день 1942-го года из Завершья угнали много молодежи. Немцы нагрянули в деревню, едва забрезжил рассвет. В отчаянии собираясь на чужбину, Ефимия взяла с собой молитвенник, праздничную зеленую юбку и несколько льняных вышитых фартуков.
Елена Ивановна бережно передает мне в руки склеенную из двух кусочков фотографию, на которой запечатлены нарядно одетые девушки.
– Эта фотография была сделана в Берлине, на ней все завершские девчата. После того, как союзники открыли второй фронт, немцы стали отпускать девушек из лагеря в город. Те могли посетить церковь и даже проехаться на трамвае, сфотографироваться. Вот моя мама Ефимия Даниловна, вот Ольга, а вот Парасковья Кукса, – указывает Елена Ивановна на лица девушек, чьи имена ей известны. – Парасковья погибла в Германии. Мама рассказывала, как однажды бомба попала в центр бомбоубежища, в котором укрывались они с девчатами. Лагерный охранник долго не открывал ворота, и девушки едва успели заскочить в, казалось бы, спасительное укрытие. Мама стояла у самого входа, прижимая к груди молитвенник. Поэтому и уцелела, когда бомба обрушилась на бомбоубежище. Все, кто находился в центре, погибли…
Брызги крови еще недавно живых людей обдали Ефимию, оставили бурые пятна на ее молитвеннике. Ольге же бетонный осколок попал в лоб. Она так и жила после войны с отметиной о той страшной ночи в виде небольшой вмятины на лбу. Поехала однажды на заработки в Россию, вышла там замуж, да и осталась жить в Саратовской области.
Уцелевшим той ночью людям, конечно же, обидно было осознавать, что смертоносную бомбу сбросили с самолета те, кто приближал Победу и освобождение тысяч невольников: то ли союзнические, то ли советские летчики. Но в то же время все понимали – идет война. А каково было Ефимии и другим невольным работникам авиационного завода «Аскания-Верк» 12 часов ежедневно трудиться над изготовлением деталей для фашистских самолетов! Сердце обливалось кровью, когда они представляли себе, как собранные из их деталей крылатые чудовища отправляются на фронт и сколько жизней, сколько техники они могут погубить, уничтожить.
Ефимия тогда еще не знала, что на фронте погиб ее родной дядя Александр. После освобождения Дрогичинского района от фашистов, его, как и многих завершских мужчин, мобилизовали. Сельчанин уходил на фронт, оставляя двоих маленьких детей и беременную жену. Прощаясь, он сокрушался, что не увидит своего третьего ребенка. Словно предчувствовал скорую гибель. Семья так и не узнала, где похоронен их сын, брат, муж, отец. А в назначенное Богом время на свет появился мальчишка, которого назвали Петром. Петр Александрович Супрун и теперь живет в родном Завершье, уже и внучку замуж отдал. А в архиве Елены Ивановны сохранилась маленькая фотография, на которой ее мама Ефимия Даниловна (в девичестве Супрун) запечатлена со старшим племянником Федей и маленьким белобрысым Петькой…
Когда воздушные налеты на Берлин участились, фашисты эвакуировали авиационный завод к французской границе. «Астания-Верк» «погрузилась» в соляные шахты. Восточным рабочим почему-то стали давать такой же паек, как и немцам. После полуголодного существования в лагере невольники узнали вкус колбасы и подливы. Освободили их войска союзников. Домой же завершские девчата вернулись только осенью 1945-го года. Где они находились так долго, Ефимия Даниловна не рассказывала. Не обо всем позволительно было говорить после войны. Она только сожалела, что по дороге на родину лишилась и праздничной зеленой юбки, и вышитых фартуков. Пока девчата отдыхали, их котомки кто-то тихонечко разрезал и украл из них все самое ценное.
– Мама не была в концентрационном лагере, – подчеркивает Елена Ивановна. – Пригнанные на принудительные работы люди жили в рабочем лагере. Совершенно по-другому содержались поляки, арестованные фашистами после подавления восстания на их родине. Вот они были привезены в Берлин и брошены в концентрационный лагерь. Мама видела тех заключенных: в полосатой одежде, у каждого на голове со лба и до затылка выстрижена полоса…
Отец
В отличие от девчат, которые осенью 1945-го года вернулись в Завершье, парням еще долго не было суждено почувствовать теплоту объятий родных людей. После освобождения и фильтрации они были призваны на срочную службу в Красную Армию.
В Германию Ивана Жидковича угнали в тот же день, что и Ефимию. Он был моложе девушки на два года, поэтому, наверное, и не притягивал взгляд уже раскрывшейся, как бутон тюльпана, русоволосой односельчанки. Елена Ивановна сохранила крошечные отцовские фото, которые во время войны в Берлине называли «пятиминутками». Но она ничего не может рассказать о том, где и в каких условиях отбывал отец трудовую повинность на чужбине. Общалась больше с матерью, а отец, бывало, все в колхоз да в колхоз – то с топором, то с вилами. А в 1978-м году нежданно-негаданно заглянула в их дом смерть и словно украла папу…
Совсем другое дело – армейские годы. Сохранилось и пожелтевшее шоферское удостоверение, которое Иван Якимович в армии получил, и красноармейская книжка с отметкой о прививке против тифа и оспы, и «дембельский» документ, в котором написано, что свой долг перед советской Родиной он выполнил с честью и что возвращается домой, к семье и к мирному, созидательному труду. Из Германии солдатская судьба забросила Ивана Якимовича в Западно-Сибирский военный округ, откуда он в 1947-м году и демобилизовался.
На седьмом небе от счастья были родители, получая из далекой Сибири от сына весточки. В семейном архиве сохранилась фотография, на которой Иван Якимович запечатлен с сослуживцами, а на обратной стороне надпись: «Поздравляю вас с Новым годом. И желаю новых успехов в жизни. Привет красноармейский. 23 декабря 1945 года».
***
Найти в Завершье дом Елены Ивановны Шишко не трудно. Поженившись после войны, Ефимия Даниловна Супрун и Иван Якимович Жидкович построились в родной деревне. Теперь здесь перекресток улиц Димитрова и Зеленой, рядом магазины, Дом культуры. Здесь Елена Ивановна выросла, здесь и теперь живет со своей семьей. Брат обосновался в Ленинграде, вот ей и остался родительский дом. С тех пор, как в Завершье «пришел» природный газ, жить в деревне и вовсе стало замечательно.
И хотя под кухонным окном – современные батареи, на окошке, как и при маме, – беленькие занавески с выбитым узором. Ефимия Даниловна умерла в 2002-м году. Она оставила дочери по-настоящему бесценное наследство: фотографии, молитвенники, документы, вышитые и натканные ручники, льняные фартуки с необычайно красивым узором, удивительно тонкой работы сорочки, в которых, возможно, венчались родители, льняные брюки, синюю юбку, которую называли андараком, множество другой рукотворной красоты.
– Отец и дед Яким были очень рукастыми людьми, – воодушевляется Елена Ивановна после своего невеселого рассказа о Великой Отечественной войне. – Бочечки, цебрики делали. В Завершье зимой всегда принято было ткать, вышивать. Женщины из дома в дом передавали ткацкие станки. А у нас все было свое: и станок, и берда, и нита, все дедом и отцом сделанное.
Своим скарбом Елена Ивановна поделилась с музеем «Бездзежскі фартушок».
И я увозила из Завершья раритет. Елена Ивановна попросила передать директору военно-исторического музея Сергею Гранику «Святое Евангелiе отъ Iоанна», изданное в 1915-м году в Берлине.
Нина ТКАЧУК
Фото Ивана ЛЕОНЧИКА и из архива Елены ШИШКО
